Евгений Кравец о сборнике стихотворений волгоградского поэта Елена Хрипуновой "Стеклянная река"
В своё время Томас Элиот усомнился в существовании совсем уж безвредных книг. Сборник стихотворений волгоградского поэта Елены Хрипуновой «Стеклянная река» тоже опасен: сосредоточенные в нём произведения лишают читателя важных защитных механизмов повседневности – чёрствости и бесчувственности.
О чем стихи Елены? О стремлении определить свое место в мире, о попытках разобраться в себе. Её метод – обезоруживающая искренность. Вчитайтесь:
Память сердца сильней и упрямее смертной печали,
если помнить о вечности, верности, медном кольце…
И далее:
О вечности и верности стихи
Давно уже написаны другими,
А я живу без грусти и тоски,
Но иногда я повторяю имя
Твое, которое не выпить и не съесть,
Но языком, гортанью прикоснуться
К струе воздушной ночью, в пять утра и в шесть,
А в семь уже в беспамятстве проснуться!
Поиск аутентичной искренности, пожалуй, является одной из доминант, на которых строится поэтический мир этой книги. Автор не избегает запретных тем, не боится препарировать сердце, не увлекается тюнингом идей и декоративностью. Поэт (долой феминитивы здесь) на лирических героев смотрит пристально и честно, воздух книги не искажен эстрогеновым флёром или косноязычным торгом с читателем:
Одурманенная пустырником
(мышьяка в аптеке нет отчего-то),
ты сидишь вдвоем с дураком,
зная всё, что он скажет, словно по нотам.
…Это круглый дурак или хитрый хам,
он и сам не гам, и другим не дам,
он умнее всех, он как тигр в кустах,
только я не знаю, что такое страх.
Бесстрашия, а порой и жесткости стихотворцу не занимать, как, впрочем, и мастерства версификации: она творит в разных размерах, с различной строфикой, умеет работать с рифмой и писать белые стихи, потчует гурманов плодами экзотических лексических плантаций (подчас между собой довольно удаленных). Подкупает свежесть и зоркость метафор: «Дружба твоя – вода в осеннем пруду…», «Зная меня, ты знаешь, что это немало // – Нежность, замешанная на воспоминаньях», «по Неве шли фрегаты под вздыбленными мостами, // И куранты, как сдачу, отсчитывали нам время».
Стихи Елены интертекстуальны, изобилуют неожиданными отсылками – и к Гофману, и к Кавафису, и к тому же Элиоту. При этом взросли они на благодатной почве русской литературной традиции. Она – не только в фольклорных корнях некоторых ее произведений, а в самой авторской парадигме. Это рассказ о мире как мудро и разумно устроенном Космосе, в котором действуют свои императивы:
…Круглая Земля
Лежит и спит у Бога на ладони,
Озябли за зиму озимые поля,
В винтовку старую заряжены патроны.
Она, конечно, выстрелит в конце
Какой-то пьесы, выстрел поразит
Кого-то в сердце, в голову, быть может –
Законы жанра, говорит пиит.
И эту сказку о расплавленном свинце
В стихах напишут и на музыку положат.
В своё время Томас Элиот усомнился в существовании совсем уж безвредных книг. Сборник стихотворений волгоградского поэта Елены Хрипуновой «Стеклянная река» тоже опасен: сосредоточенные в нём произведения лишают читателя важных защитных механизмов повседневности – чёрствости и бесчувственности.
О чем стихи Елены? О стремлении определить свое место в мире, о попытках разобраться в себе. Её метод – обезоруживающая искренность. Вчитайтесь:
Память сердца сильней и упрямее смертной печали,
если помнить о вечности, верности, медном кольце…
И далее:
О вечности и верности стихи
Давно уже написаны другими,
А я живу без грусти и тоски,
Но иногда я повторяю имя
Твое, которое не выпить и не съесть,
Но языком, гортанью прикоснуться
К струе воздушной ночью, в пять утра и в шесть,
А в семь уже в беспамятстве проснуться!
Поиск аутентичной искренности, пожалуй, является одной из доминант, на которых строится поэтический мир этой книги. Автор не избегает запретных тем, не боится препарировать сердце, не увлекается тюнингом идей и декоративностью. Поэт (долой феминитивы здесь) на лирических героев смотрит пристально и честно, воздух книги не искажен эстрогеновым флёром или косноязычным торгом с читателем:
Одурманенная пустырником
(мышьяка в аптеке нет отчего-то),
ты сидишь вдвоем с дураком,
зная всё, что он скажет, словно по нотам.
…Это круглый дурак или хитрый хам,
он и сам не гам, и другим не дам,
он умнее всех, он как тигр в кустах,
только я не знаю, что такое страх.
Бесстрашия, а порой и жесткости стихотворцу не занимать, как, впрочем, и мастерства версификации: она творит в разных размерах, с различной строфикой, умеет работать с рифмой и писать белые стихи, потчует гурманов плодами экзотических лексических плантаций (подчас между собой довольно удаленных). Подкупает свежесть и зоркость метафор: «Дружба твоя – вода в осеннем пруду…», «Зная меня, ты знаешь, что это немало // – Нежность, замешанная на воспоминаньях», «по Неве шли фрегаты под вздыбленными мостами, // И куранты, как сдачу, отсчитывали нам время».
Стихи Елены интертекстуальны, изобилуют неожиданными отсылками – и к Гофману, и к Кавафису, и к тому же Элиоту. При этом взросли они на благодатной почве русской литературной традиции. Она – не только в фольклорных корнях некоторых ее произведений, а в самой авторской парадигме. Это рассказ о мире как мудро и разумно устроенном Космосе, в котором действуют свои императивы:
…Круглая Земля
Лежит и спит у Бога на ладони,
Озябли за зиму озимые поля,
В винтовку старую заряжены патроны.
Она, конечно, выстрелит в конце
Какой-то пьесы, выстрел поразит
Кого-то в сердце, в голову, быть может –
Законы жанра, говорит пиит.
И эту сказку о расплавленном свинце
В стихах напишут и на музыку положат.